12.10.2007 в Зональной научной библиотеке Воронежского государственного университета в рамках работы клуба "Слово и образ" прошёл тематический вечер "Поэт и время". Вечер был посвящён творчеству и судьбе Алексея Прасолова - признанного поэта национального масштаба, нашего земляка-воронежца, человека трудной, трагической участи, которого не замечали современники, преследовали неудачи, ждала ранняя смерть.


Поэт - победитель или побеждённый? Ответ искали гости творческого клуба, участники дискуссии, знатоки творчества Прасолова. Доктор филологических наук, профессор Виктор Михайлович Акаткин утверждает: Прасолов - безусловно победитель. Не вполне согласна с ним кандидат филологических наук Ольга Александровна Разводова: по её мнению, это был и победитель, и побеждённый.

На вечере выступила также Раиса Васильевна Андреева-Прасолова - редактор, сотрудница Центра духовного возрождения Чернозёмного края, вдова поэта.

Разговор о поэте сопровождался слайдовым показом предоставленных Р. В. Андреевой-Прасоловой фотографий, а также изобразительных материалов, связанных с жизнью и творчеством Алексея Праслова.

Небольшая книжная выставка "Мирозданье сжато берегами" представила новые издания произведений Прасолова и работы исследователей-филологов, посвящённые поэту.

На вечере присутствовали представители ряда воронежских изданий. Репортажи о вечере прошли на телеканале ВГТРК в программе "Вести - Воронеж" и на радио "Маяк-24".

Разговором о творчестве и судьбе Алексея Прасолова Зональная научная библиотека ВГУ открыла новый сезон тематических вечеров, посвященных людям и событиям культуры, каким-либо образом связанным с прошлым и настоящим Воронежской области. В течение учебного года в аудиториях университета пройдут организованные коллективом Научной библиотеки встречи с учеными, писателями и художниками, презентации книг, концерты, дискуссии и литературные вечера.

Наш партнер: мега-проект "Герои нашего времени".

Репортаж А.Жидких о вечере был опубликован в газете "Берег"

Фотографии А. Исаева.


Книжная выставка, посвящённая Алексею Прасолову


Сборник стихов Алексея Прасолова


Выступает Р. В. Андреева-Прасолова


Гости творческого вечера: О. А. Разводова, В. М. Акаткин


Посетители творческого вечера


Биографическая справка.

Алексей Тимофеевич Прасолов родился 13 октября 1930 года в селе Ивановка Кантемировского района Воронежской области в крестьянской семье. Отец - Прасолов Тимофей Григорьевич оставил семью, когда Алексею было около пяти лет (впоследствии погиб на войне). Мать- Вера Ивановна вместе с сыном переехала в село Морозовку того же района. Здесь прошли детство и отрочество поэта, которые выпали на военное и послевоенное время. В 1947-1951 годах учился в Россошанском педагогическом училище. После его окончания преподавал русский язык и литературу в сельской школе.

Первые журналистские заметки и стихи публиковал в Россошанской районной газете. С 1953 года Алексей Прасолов проработал в девятнадцати районных газетах Воронежской области. За двадцать лет работы в журналистике он написал более двух тысяч очерков, репортажей, корреспонденций, критических статей. "Я всегда среди тех, кто кормит страну, среди колхозников в поле, на фермах", - написал он в одном из писем.

Между 1961 и 1964 годами дважды оказывался в тюрьме. Переломным событием в жизни стали заочное знакомство с критиком и литературоведом Инной Ростовцевой и встреча с Александром Твардовским. В письме к другу А. Прасолов рассказал об этом так: "Судьба дала мне встречу с одним лишь поэтом. Но им был Твардовский. Помнишь, я когда-то говорил, что у меня есть друг?.. Это Инна Ростовцева... Она приехала ко мне в колонию. Уезжая, взяла большую стопку стихов. Вернулась в Москву и - к Трифонычу. Поведала ему о моей судьбине... Тот при ней отобрал десяток стихотворений и направил их в набор. Свежаком... Ну, а дальше... Дальше, вынул меня оттуда, спасибо ему... А 3 сентября 1964 года в два часа дня - встреча с ним... Не сочти за похвальбу, в разговоре с ним я убедился - я всегда шёл в поэзии единственно верным путём. Он меня убедил в этом..."

В 1964 году в редактируемом Твардовским "Новом мире" была напечатана подборка из десяти стихотворений тогда мало кому известного воронежского поэта. Этой публикацией Алексей Прасолов уверенно вошел в русскую поэзию. В 1966 году почти одновременно были изданы две книги Алексея Прасолова: "Лирика" в Москве, "День и ночь" в Воронеже. В 1967 году принят в Союз писателей СССР. При жизни поэта в Воронеже в Центрально-Черноземном книжном издательстве вышли еще два поэтических сборника: "Земля и зенит"(1968) и "Во имя твое" (1971). Его стихи публиковались в альманахах, коллективных сборниках, журналах "Подъем", "Дон", "Юность", "Сибирские огни" и других.

Ушел из жизни 2 февраля 1972 года, оставив вдову и годовалого сына.

В настоящее время признан одним из ведущих поэтов-"почвенников" 60-х годов наряду с Николаем Рубцовым. Регулярно выходят сборники стихов А. Прасолова. В Воронеже, Россоши и Хохле установлены мемориальные доски поэту.

Избранные стихотворения.

***

Тревога военного лета.
Опять подступает к глазам
Шинельная серость рассвета,
В осколочной оспе вокзал.

Спешат санитары с разгрузкой.
По белому красным - кресты.
Носилки пугающе узки,
А простыни смертно чисты.

До жути короткое тело
С тупыми обрубками рук
Глядит из бинтов онемело
На детский глазастый испуг.

Кладут и кладут их рядами,
Сквозных от бескровья людей.
Прими этот облик страданья
Мальчишеской жизнью твоей.

Забудь про Светлова с Багрицким,
Постигнув значенье креста,
Романтику боя и риска
В себе задуши навсегда!

Душа, ты так трудно боролась...
И снова рвалась на вокзал,
Где поезда воинский голос
В далекое зарево звал.

Не пряча от гневных сполохов
Сведенного болью лица,
Во всем открывалась эпоха
Нам - детям ее - до конца.

...Те дни, как заветы, в нас живы.
И строгой не тронут души
Ни правды крикливой надрывы,
Ни пыл барабанящей лжи.

1963


НАД ПОЛИГОНОМ

Летчику А. Сорокину

Летучий гром - и два крыла за тучей.
Кто ты теперь? Мой отрешенный друг?
Иль в необъятной области созвучий
Всего лишь краткий и суровый звук?

А здесь, внизу - истоптанное лето.
Дугой травинку тучный жук пригнул.
А здесь, внизу, белеют силуэты,
И что-то в них от птиц и от акул.

Чертеж войны... О как он неприемлем!
И, к телу крылья острые прижав,
Ты с высоты бросаешься на землю
С косыми очертаньями держав,

И страшен ты в карающем паденье,
В невольной отрешенности своей
От тишины, от рощи с влажной тенью,
От милой нам беспечности людей.

В колосья гильзы теплые роняя,
Мир охватив хранительным кольцом,
Уходишь ты. Молчит земля родная
И кажет солнцу рваное лицо.

И сгинул жук. Как знак вопроса - стебель.
И стебель стал чувствилищем живым:
Покой ли - призрак иль тревога - небыль
В могучем дне, сверкающем над ним?

1964


***

Когда прицельный полыхнул фугас
Казалось, в этом взрывчатом огне
Копился света яростный запас,
Который в жизни причитался мне.

Но мерой, непосильною для глаз,
Его плеснули весь в единый миг,
И то, что видел я в последний раз,
Горит в глазницах пепельных моих.

Теперь, когда иду среди людей,
Подняв лицо, открытое лучу,
То во вселенной выжженной моей
Утраченное солнце я ищу.

По-своему печален я и рад,
И с теми, чьи пресыщены глаза,
Моя улыбка часто невпопад,
Некстати непонятная слеза,

Я трогаю руками этот мир -
Холодной гранью, линией живой
Так нестерпимо памятен и мил,
Он весь как будто вновь изваян мной.

Растет, теснится, и вокруг меня
Иные ритмы, ясные уму,
И словно эту бесконечность дня
Я отдал вам, себе оставив тьму.

И знать хочу у праведной черты,
Где равновесье держит бытие,
Что я средь вас - лишь памятник беды,
А не предвестник сумрачный ее,

1965

***

Мирозданье сжато берегами,
И в него, темна и тяжела,
Погружаясь чуткими ногами,
Лошадь одинокая вошла.

Перед нею двигались светила,
Колыхалось озеро без дна,
И над картой неба наклонила
Многодумно голову она.

Что ей, старой, виделось, казалось?
Не было покоя средь светил:
То луны, то звездочки касаясь,
Огонек зеленый там скользил.

Небеса разламывало ревом,
И ждала - когда же перерыв,
В напряженье кратком и суровом,
Как антенны, уши навострив.

И не мог я видеть равнодушно
Дрожь спины и вытертых боков,
На которых вынесла послушно
Тяжесть человеческих веков.

1963


***

Я услышал: корявое дерево пело,
Мчалась туч торопливая, темная сила
И закат, отраженный водою несмело,
На воде и на небе могуче гасила.

И оттуда, где меркли и краски и звуки,
Где коробились дальние крыши селенья,
Где дымки - как простертые в ужасе руки,
Надвигалось понятное сердцу мгновенье.

И ударило ветром, тяжелою массой,
И меня обернуло упрямо за плечи,
Словно хаос небес и земли подымался
Лишь затем, чтоб увидеть лицо человечье.

1965


***

И когда опрокинуло наземь,
Чтоб увидеть - закрыл я глаза,
И чужие отхлынули разом,
И сошли в немоту голоса.

Вслед за ними и ты уходила,
Наклонилась к лицу моему,
Обернулась - и свет погасила,
Обреченному свет ни к чему.

Да, скорее в безликую темень,
Чтобы след был надежней затерян,
Чтоб среди незнакомых огней
Было темному сердцу вольней.

Шаг твой долгий, ночной, отдаленный
Мне как будто пространство открыл,
И тогда я взглянул - опаленно,
Но в неясном предчувствии крыл.

1965

***

Уже огромный подан самолет,
Уже округло вырезанной дверцей
Воздушный поглощается народ,
И неизбежная, как рифма "сердце",
Встает тревога и глядит, глядит
Стеклом иллюминатора глухого
В мои глаза - и тот, кто там закрыт,
Уже как будто не вернется снова.
Но выдали - еще мгновенье есть! -
Оттуда, как из мира из иного,
Рука - последний, непонятный жест,
А губы - обеззвученное слово.
Тебя на хищно выгнутом крыле
Сейчас поднимет этой легкой силой.
Так что ж понять я должен на земле,
Глядящий одиноко и бескрыло?
Что нам лететь? Что душам суждена
Пространства неизмеренная бездна?
Что превращает в точку нас она,
Которая мелькнула и исчезла?
Пусть так. Но там, где будешь ты сейчас,
Я жду тебя. В надмирном постоянстве
Лечу, - и что соединяет нас,
Уже не затеряется в простраистве.

1966


ДЫМКИ

Дорога все к небу да к небу,
Но нет даже ветра со мной,
И поле не пахнет ни хлебом, Ни
поднятой поздней землей.

Тревожно-багров этот вечер:
Опять насылает мороз,
Чтоб каменно увековечить
Отвалы бесснежных борозд.

И солнце таращится дико
На поле, на лес, на село,
И лик его словно бы криком
Кривым на закате свело.

Из рупора голос недальний
Как будто по жести скребет,
Но, ровно струясь и не тая,
Восходят дымки в небосвод.

С вершины им видится лучше,
Какие там близятся дни,
А все эти страхи - летучи
И сгинут, как в небе, они.

1971


***

Осень лето смятое хоронит
Под листвой горючей,
Что он значит, хоровод вороний,
Перед белой тучей?

Воронье распластанно мелькает,
Как подобье праха, -
Радуясь, ненастье ль накликает
Иль кричит от страха?

А внизу дома стеснили поле,
Вознеслись над бором,
Ты кричишь, кричишь не оттого ли,
Бесприютный ворон?

Где проселок? Где пустырь в бурьяне?
Нет пустого метра.
Режут ветер каменные грани,
Режут на два ветра.

Из какого века, я не знаю,
Из-под тучи белой
К ночи наземь пали эти стан
Рвано, обгорело.

1971